Что-то случилось. Что-то необычайное, странное, любопытное. Не задумываясь, Молестер вскинул голову - и поймал взгляд Эни, и провалился вниз, вглубь. Он видел её светлые серебристые глаза, он видел её: всю из обрывков стихов и песен, в вихре мазков фальшивых - или просто иных? - Цветов.
Её - лёгкую и жуткую, как детская игра. Она была дитя и дева, была наивна и мудра, слаба и сильна.
Эни. Молестер ещё помнил, как её зовут, ещё не потерялся совсем...
Спину страшно запекло, и Узел осознал, что у него есть спина, что он мыслит, что он - это он. Брат зажмурился, скорчился, закрыл лицо руками - Аквариум остыл до нормального состояния почти так же быстро, как нагрелся.
Пепел - мёртвые пчёлы? - падал и падал, всё так же.
Молестер провёл руками по лицу, стараясь отдышаться, вскинул голову. В глаза ей он больше не смотрел - опыт был интересный, но повторять не хотелось. Пока.
- Вот так сюрприз... - он прокашлялся, пытаясь изгнать из голоса хрипоту, - вот так сюрприз! Крошка, а ты ведь и не крошка совсем, а? Не люблю чужие глаза, знаешь, ох как не люблю. Они давят. Они топят. Но сейчас это того стоило.
Он явственно ощущал, как начальный лёгкий интерес и снисхождение в нём заменяет чистый восторг: восторг поиска, восторг захватывающей тайны, который может подарить только Сирень. Подумать только, он ведь мог просто уйти из этого Покоя, не дождавшись собеседницы...
Молестер широко усмехнулся.
- Итак, о сказочке. Понимаешь ли, Эни, у нашей большой и дружной семейки есть милая особенность: сказку эту знают все, но обсуждать её - дурной тон. А за дурной тон принято наказывать... ну, я уже говорил.
Когда Сестрица упомянула о той, что рассказывала ей о местном мироустройстве, она улыбалась - Молестер поглядывал краем глаза на её движущиеся губы. Улыбалась, как старуха.
Теперь это не удивляло.
-Но не будем о грустном. Я скажу прямо: раз уж Вы задели мое любопытство, хотя бы намекните... А там уж и в тайне все сохраним. Вы ведь тоже из Сирени сотканы? Я же вижу...
Молестер прикрыл глаза и поднял палец вверх, прерывая её.
- Поправочка, крошка-не-крошка. Будь я соткан из неё, я был бы самым счастливым Братом во Фратрии. Однако, мерзостная родина моя - Кошмар, и я состою исключительно из мяса, - он облизнул губы, - и костей. И железа со стеклом, - он криво усмехнулся. - Но не думаю, что кто-нибудь любит драгоценную Сирень преданнее, чем я... она - моё дыхание. Без неё я стану бесполезным тупым куском мяса. И костей, и... а, повторяюсь. Ну, суть ты уловила, так?
Эни светилась благодушием, вела себя, как рачительная хозяйка, принимающая дорогого гостя. Молестеру это нравилось: ощущения были совершенно непривычными, но эта смесь заботы-просто-так и дичайшего риска будоражила кровь.
А Сестрица продолжила:
- Значит, проблем с этим не будет. Давно вознеслись? Кстати, у Вас под ногами росток Изумруда, а Вы даже не замечаете. Не желаете подобрать?
Молестер глянул вниз - и действительно: небольшой, но вполне съедобный росток. Будь это Янтарь или Сирень - он ни за что не пропустил бы его, но к Изумруду Брат всегда относился прохладно.
Тем не менее, он учтиво кивнул и позволил одному из проводов обвиться вокруг ростка и неспешно выпить его. Зелёный, мягко сияющий сгусток медленно потёк по проводу в его тело, чтобы потом осесть в Аквариуме.
- Благодарю, - Брат потянулся, повёл плечами, - а вознёсся недавно, совсем недавно... ох, крошка, как бы не вышло, что ты старше меня. Кому рассказать - не поверят, - он глубоко вдохнул и улыбка пропала с его лица, будто её и не было.
Постучал пальцами по колену, собирая мысли.
- А теперь - к рассказу. Слушай внимательно, я не стану повторять дважды. Это и так - самоубийство, а самоубийство повторное - идиотизм, а идиотизм я терпеть не могу... кхм, о чём я? Ах, да. Верх. Я много чего вижу, когда сплю и когда не сплю. Это всё Сирень. Или нет, - Молестер запрокинул голову вверх, задумчиво глядя в чёрное небо. - Я видел то, что относится каким-то образом к "верху" два раза. Не знаю, что правда, что ложь, так что слушай меня осторожно, малышка Эни. И помни: я рассказываю тебе всё это не затем, чтобы ты подхватила все свои игрушки и полетела наверх, присовокупив это место к Кошмару. Ты же должна понимать, что в таком случае умрут все, кроме тебя одной?.. ну, слушай.
Молестер хорошо помнил это – самый первый свой сон, самый жестокий, самый дикий из всех.
- Я видел Бездну. Бесконечный холод, бесконечная пустота и мёртвые огни повсюду, куда ни кинь взгляд. И эта пустота давит. Она расплющивает тебя за пол-вдоха, но для меня он тянулся целую вечность. Там страшно, Эни. Ох, знала бы ты, крошка, какая это жуть – и дело не в холоде и боли. Там не было ничего живого. Ничего, что способно мыслить. Я был один, один, как никогда, и никого на мириады мер расстояний вокруг. Но это не всё, ещё не всё… когда я уже был мёртв, абсолютно мёртв, меня потянули, позвали, и в этом зове тоже не было ни капли жизни. Одна только Воля. Воля Спящего рядом с ней – песчинка… это был один из мёртвых огней. Он рос и рос, пока не заполнил всё вокруг – и сожрал меня, как росток Цвета, бездумно, безразлично. Я был в его сердце. Оно пульсировало диким жаром, будто в противовес окружающему холоду, оно измучило меня, но это было лучше, чем голодная пустота… и в нём нарастало давление. Он сам растил в себе энергию, жрал сам себя, становясь сильнее и сильнее. В конце концов, он наполнил себя до отказа. Не знаю, чем. Точно не Цветом. Наполнил - но никуда не полетел. Разорвался. Схлопнулся. И вытолкнул меня из сна.
Молестер сгорбился, бездумно изучая асфальт под ногами. Сон этот был одним из самых ранних и жутких, но врезался в память намертво. И иногда… совсем редко, Брат жалел о том, сюжеты никогда не повторяются. Сон был жутким – и сильным. Ярким. А его всегда тянуло на всё яркое.
Он помотал головой, отгоняя эти мысли, и продолжил:
- А однажды я уснул в одном из Садов... уже не помню, где. И я оказался на холме, у берега… тихого берега, и слева простиралось море, огромное, тёмное и спокойное, как спящий зверь. В Бастионе, если взобраться ворону на голову, тоже можно увидеть море – но там оно совсем не такое, - Молестер потёр переносицу, - а небо… небо было так высоко, что у меня едва не закружилась голова. И оно было ярким. Как будто туда выплеснули бесконечность Пурпура и Золота, и перемешали, не позарившись. Никогда не видел ничего более неестественного и прекрасного.
Молестер прикрыл глаза, внутри потянуло тоскливо и сладко – вкусом несбыточной мечты. Встряхнулся почти сразу:
- А, о чём я опять?.. Потом запели. Я увидел их – женщины, они шли и пели, но я никак не мог понять о чём, как ни старался. У подножия холма, в зарослях чего-то почти кружевного, их ждали воины – один умирающий, другой здоровый, что поддерживал его, и старик, седой и высокий. С ними было множество существ, и они походили на оживший Цвет – но все разные, непохожие друг на друга, призрачные и настоящие одновременно, странные – и прекрасные. Одна из женщин погладила умирающего по волосам и сказала, что судьба его завершилась, и что ему пора домой. Куда домой, хочешь спросить? Не знаю. Но она назвала его Братом – вот странно, да? - и стало тихо. Всё замерло, будто прощаясь с чем-то, и вокруг разлилось такое… эта тоска, но не тёмная, которую дарит Лазурь, а светлая и лёгкая. Будто происходило что-то непоправимое и неизбежное, но нужное, я не знаю, как ещё это описать… второй воин рыдал, как дитя. Потом женщины уложили умирающего в лодку и поплыли так же тихо поплыли на запад, в молочную дымку, будто выпаренную из Серебра. Вскоре на берегу остались только я, второй воин и старик. Я спрашивал его о том, что увидел, и он отвечал мне, что короля Артура забрали на остров, где растут яблони и грёзы, на остров, где стоит замок из стекла, который никто не строил.
Молестер помолчал несколько секунд и продолжил:
- А потом он сказал, что мне пора. И я проснулся. Теперь… теперь я удовлетворил твоё любопытство, крошка?
[+7 капель Изумруда]
Отредактировано Молестер (07.12.2012 17:59:06)
