"Косят зайцы траву, твирь-траву на поляне..."
Кроссовер Мора с Тургором. Пусть тут полежит.
В общем-то это оказалось ожидаемо. Проклятая Инквизиторша была совершенно очарована молодым Бурахом, Полководец всё не мог позабыть историю с игрушечным пистолетом, да ещё и так некстати заразился в ходе своей позавчерашней прогулки младший Стаматин. Короче, не пустили Бакалавра в Собор, и он полчаса простоял под дверями, скребясь как бездомный кот у порога. Судя по тому, какое победоносное выражение застыло на физиономии Аглаи и какую степень уныния демонстрировала приглашённая на совет Самозванка, Даниил мог бы и не уточнять, что же они там нарешали.
Пушка, как и пообещал Александр, заговорила без десяти двенадцать. Раздался один громкий гулкий выстрел, и можно было видеть, как летит по изящной траектории единственный снаряд. С верхней площадки увидевшего свой последний закат Многогранника как раз открывался чудесный вид на это завораживающее зрелище. Опустив рядом с собой опустевшую бутылку твирина, доселе сидевший свесив ноги вниз Данковский поднялся, одёрнул плащ и бережно поставил саквояж наземь. Проверил направление ветра для верности, оценил на глаз скорость движения стремительно приближавшейся крылатой смерти, поднял воротник и красиво шагнул вперёд. В воздухе Бакалавра перевернуло, и светило науки полетело вниз головой. По воле фатума ровно в тот момент, когда аппетитно хрустнули раздробленные в мгновение ока шейные позвонки и разлетелся вдребезги череп, противоположный от Города берег Горхона озарила яркая, но одинокая вспышка, обозначившая собой гибель чьей-то хрустальной мечты.
Бакалавра на той стороне ждал облом. Крупный облом! Он-то, дурак, всю жизнь верил в то, что после смерти его поджидает вечная темень и небытие, но загробный мир встретил его смачным ударом по носу и смутным запахом сырости. Подобно неназванному лирическому персонажу, Даниил попытался загрести пальцами землю, но ногти только противно скребнули по мёртвому камню.
Здесь было холодно и неприветливо. Только чуть-чуть это место было похоже на ночной Каменный Двор - неприступное, массивное, давящее со всех сторон. Но это был явно не тот Город, к которому Даниил успел привыкнуть. Всё вокруг казалось причудливым, как в дурном сне, но происхождение фантасмагорического пейзажа вполне могло быть естественным. Первым желанием Бакалавра было достать револьвер и спрятаться у какой-нибудь стены, но пальцы не могли нащупать рукоять оружия, и вокруг не было стен... Сам он очнулся лежащим на странной конструкции - захлёстывающейся петлёй дороги, одним витком изящно вспарывающим небо, у подножия которой росло засохшее дерево, с противоположной стороны закрытое скалой. Начав по наитию спускаться, (всё равно путь наверх никуда бы его не привёл) Бакалавр почувствовал перемены и в себе самом. Собственные шаги доносились до ушей будто через непроницаемую пелену, и с каждым вздохом слышались звуки не то дыхания, не то свиста воздуха сквозь непослушное зыбкое тело, тоже будто новое.
На рай это по всем канонам похоже не было, да и на ад тянуло слабо. Может быть, он угодил в чистилище? Но тогда почему он был здесь совсем один? Данковский открыл рот, чтобы окликнуть хоть кого-нибудь, пусть кем-то оказался бы даже самый злейший враг. Прокричав что-то невнятное, будто забыл человеческую речь, он с ужасом осознал, что не слышит своего голоса. Схватился за горло. Закричал во всю глотку. Тишина.
Немой.
Принялся скрести шею, но совершенно не чувствовал ногтей, и только тогда догадался посмотреть на свои руки - ещё более тонкие, нежели прежде, ещё более длинные... Прозрачные.
Да, наверное, это была смерть. Взрывом разрушило его тело, выщербило способность говорить и перебросило туда, где существовала теперь только его душа - эфемерная, иллюзорная, сама себя ставящая под сомнение.
«Как, как, как это понимать?! Это такая шутка Властей?! Или какая-то грань Холодной Башни упала на меня и затянула в себя?! Чья же это такая мечта...»
Осторожно двинувшись вперёд, ибо стоять дальше на месте не было смысла, Данковский почувствовал, как при движениях его до странности плавно качает из стороны в сторону. Так бывало раньше, когда вокруг ног захлёстывался змеиный плащ, но не было сейчас на нём никакого плаща. Пытаясь понять, что же не так, Даниил постарался оглядеть оптическое воплощение своей души, но так ничего и не смог выяснить кроме того, что внутри у него имеются пустые, тонкие и едва заметные сосуды.
Боясь, что впереди его ждёт вечность, которую предстоит провести в таком вот виде без единого живого человека (да, первый страх Данковского оказался именно таким), Бакалавр отправился исследовать странное место, и вскоре глаз действительно заприметил движение. Впереди, из-за полуразрушенной конструкции из стекла и металла, окружавшей дерево, выглядвало какое-то существо. "Выглядывало" - конечно, сказано громко: ни глаз, ни как таковой головы оно не имело, и напоминало не то оживший бутон цветка, не то сильно деградировавшую птицу. Направившись к нему как к единственному, что кроме него здесь шевелилось, Даниил увидел, как его инициативу зверюшка поддержала, запрыгав к нему на единственной острой лапе с неожиданным энтузиазмом. Даже когда Данковский остановился от прыгучего создания на расстоянии, достаточном для первичного ознакомления, оно не остановилось, и мужчина только разинул машинально рот, наблюдая, как раскрывается со скрежещущим визгом верхняя часть тела существа.
И тут же перед глазами поплыло, мир вокруг заволокла пелена кровавого оттенка, уши заложило трубным звуком, проникающим прямо в мозг.
"Это болезнь?.."- подумал Даниил, вспоминая, как раскрывали свои смертельные объятия заражённые люди на улицах Города. Но тогда в руках был верный острый скальпель и смертоносный револьвер, сейчас же не то что их, даже палки рядом не валялось, чтобы отогнать неожиданно агрессивно настроенную животину.
Пытаясь как-то защититься, он вскинул руки, инстинктивно будто перечёркивая источник опасности резкой линией. И каково же было его удивление, когда непроизвольное движение возымело эффект! Будто изнутри странного зверя разорвали светящиеся брызги, как показалось, чистого золота.
Бакалавр недоумённо взглянул на свои ладони и обнаружил, что те самые пустые сосуды на запястьях заполнились жидкой субстанцией, переливавшейся, как металл, и наполнявшей непривычной, очень ярко ощутимой силой конечности.
- Ты здесь, мой милый? Подойди ближе...- влился прямо в уши мягкий, но чуть надломленный красивый голос. Говорило... дерево?
Пришлось в полной мере осознать, что смерть - это только начало, довольно скоро.
Постепенно забывалась вся прошлая боль, уходили воспоминания, притуплялась сама память о минувших там, в другом мире, днях. На смену терзаниям, сначала таким явственным, пришли новые насущные заботы, и раскинувшийся вокруг шизофренический мир уже казался почти что родным.
Только настигло смутно знакомое откуда-то с той стороны чувство горечи и обиды, когда впервые был разорён цветущий ярко, буйно и красочно сад, в который он вложил действительно частицу своей души.
Двигательные рефлексы точно и быстро включались, когда в заповедниках внезапно возникал перед глазами опасный недородок, и Младший мечтал тайком о приборе, который позволял бы замечать их издалека.
А потом его светловолосый ангел, единственная, кто согласился приютить и согреть его, единственная, кто верил ему и любил его просто так, совершила красивый и глупый поступок, наивно полагая, что поможет ему этим.
И только однажды, понадеявшись, что он сможет спрыгнуть в бездну вслед за нею, он очутился не там, куда рассчитывал приземлиться. Странный коридор, расположенный в причудливой конической башне, поманил, как магнитом, и завёл его туда, чему здесь было не место.
Тогда он пожалел, что его тело наполнено лимфой Цвета, а не кровью. Тогда он вспомнил, как когда-то его глаза плакали слезами, а не пялились тупо и упорно вперёд, не мигая. Он уже понял один раз, что его обманули, но вот повторно пережить такое отказывался решительно. Ему пришлось сильно потрудиться, чтобы подавить желание раскидать стоящие на краю песочницы банки с красками и сломать кисточки. Два раза - в одно и то же болото...
И всё же одно из его двух десятков сердец подсказало - всё было не зря. Он не напрасно выворачивался наизнанку. Он чувствовал, что ведущие его руки никогда не смели даже допустить мысли поиздеваться над ним. Что эти тёплые ладошки и ледяные кончики пальцев дрогнули вместе с ним, но примирились и не сдались. Что они его никогда не бросят.
"Никогда не позволю тобою играть."- уверенно заявил кто-то с той стороны.
'''
